Станислав Попов и его девиз: танец – это эротичная форма активности мужчины. Не потому ли именно он носит гордое звание Рыцаря танца?
Энергия, обаяние, высочайший профессионализм - слагающие успеха знаменитого мастера. А чувство любви, убежден он, сопровождает любой танец пары. И, хотя «на паркет» он пришел относительно поздно, мало сказать, что с ним связана вся его жизнь. Потому что танец в его судьбе - это и успехи, и поражения, работа на чужбине и признание родины, ордена, призы и награды, слава и обожание поклонниц и учениц, и, наконец, жены-танцовщицы, которые, как шутит сам Попов, с каждым разом все моложе и моложе.
- Станислав Григорьевич, вы танцевали 28 лет. Сколько пар обуви поизносили за это время?
- Никогда не вел счет. Но в год уходило 5-6 пар, не меньше. Самые дорогие из них - мои первые туфли, в которых начал танцевать. В ту пору не было специальной обуви для танцев, выискивали подходящую в комиссионных магазинах. Друзья в Полтаве нашли нам обувных дел мастера, он и шил нам туфли. Сейчас удивляюсь, как мы в них танцевали! В то время мы занимались во Дворце культуры им. Горького, где вместо паркета были доски. Они хороши для народных танцев, но никак не для бальных. Если бы мы танцевали в настоящей английской обуви на лосиной подошве, то больше одного занятия туфли бы не выдержали. А вот те кондовые ботинки, шитые полтавским умельцем, оказались идеальны для деревянного покрытия. Время тогда было романтическое и эта несовершенная обувь, и сшитые своими руками костюмы вполне гармонировали между собой.
- Что, и костюмы шили сами?
- Тогда все танцоры шили себе сами. Делалось все вручную. Партнеры иногда помогали своим партнершам – расшивали платья блестками. В середине 80-х была популярна «блестящая» ткань.У нас такую не производили, и мы после занятий пришивали вручную на обычную ткань тысячу блестков. Сидели допоздна, напевали песенки, беседовали и пришивали.
- Чтобы танец удался, надо ли испытывать притяжение и любовь к партнеру?
- Танцевать с партнером, который безразличен, не очень большая радость. В принципе, танец – это эротичная форма активности. Такая безобидная форма действия: мужчина может обнять женщину и ему за это ничего не будет. Сделать это, конечно, можно в автобусе, на улице или в метро. Но там такое поведение не приветствуется. А в танце, когда играет музыка, элегантные, красивые и нежные объятия - женщина соглашается на это.
- А учитываются желания танцоров относительно партнеров?
- У пары, где присутствует неприятие друг друга, нет будущего. Если коллектив юниорский и у танцоров нет еще осознанных эротических ощущений - они будут заниматься танцами чисто из любопытства друг к другу, а после убегать и играть каждый в свои игры. А у взрослых людей, когда кого-то с кем-то заставляют танцевать, результат будет плачевный. Ведь танцем можно выразить любые эмоции, от любви до ненависти. Чувство любви существует во всех танцах, только с разными оттенками. Скажем, «ча-ча-ча» – это больше игра, больше кокетства и флирта. «Самба» - игра пульсирующего ритма, восторг отношений. «Румба» – романтические, чувственные и страстные отношения. В «пасадобле» идет борьба мужчины и женщины за право первенства.
- Скажите, в вас влюблялись ваши ученицы?
Да (смеется). У человека, популярного в любой творческой профессии, есть свои поклонницы и ученицы, которые могут влюбиться в учителя. Что делать? Такая работа. И я в этом не был исключением.
- Как с этим справляетесь?
- Да никак. Я уже 7 лет занимаюсь с дебютантками «Венского бала». Это очаровательные барышни от 17 до 23 лет. И все они трепетно относятся ко мне и смотрят на меня романтическими, светящимися и порой влюбленными глазами. От мужчины очень многое зависит – доводить ли отношения до степени любовных, давать ли возможность признаваться в чувствах. У меня уже есть своя жизнь, своя семья.
«Помню, я тоже трясся в шейке»
- Вас в детстве не дразнили друзья? Ведь дети всей страны играли в футбол, хоккей и мечтали полететь в космос, а танец считался не мужским занятием?
- А я не занимался бальными танцами в детстве, и на паркет пришел поздно. Когда был маленький, играл в уличные игры, дрался. Раньше была целая «система» московских дворов, они исчезли в 60-х. Я жил на Нижней Красносельской и у нас был и «45-й двор», и «33-й», и «безрукий», и «бандитский». Везде были свои лидеры, и у нас происходили серьезные стычки. Когда я учился в школе, родители мудро отдали меня в спорт. С 7 лет я занимался плаванием. В 9 лет в журнале «Здоровье» опубликовали мою фотографию и статью, где написали, что взрослые мастера могут позавидовать технике плавания кролем 9-летнему Стасику Попову.
- Крышу не снесло?
- Немного снесло. Я слегка зазнался и меня стали обыгрывать мои коллеги-ребятишки. Но я взял себя в руки и чуть позже, в старших классах, занялся современным пятиборьем, стал даже мастером спорта. А танцами я пришел позаниматься в парк Горького, когда учился в 8 классе. Мой брат Виктор серьезно ими увлекался. Он был великолепным танцором. Особенно в программе европейских танцев. Часто консультировал, иногда даже занимался со мной. Я предлагал ему стать моим тренером. Но он сказал, что сам хочет танцевать. А сейчас Виктор руководит танцевальным клубом «Фантазия». Так вот, поскольку в то время, в начале 60-х, не было ни турниров, ни соревнований, вскоре мне все это надоело и я забросил танцы. Вернулся к ним лишь на 2 курсе Московского энергетического института, куда поступил в 1965 году. Знаете, тогда появился такой танец - шейк, где нужно было трясти всем, чем можно. Я помню, тоже тряс (смеется). Собирались на вечеринки и выплясывали в шейке по отдельности барышни и юноши... Вот у Виктора партнерши менялись чаще, чем у меня. У меня было всего две партнерши: с первой, Анной Кушнаревой, мы протанцевали чуть больше года. А потом мы начали танцевать с Людмилой Бородиной, которая позже стала Поповой. Мы были вместе 27 лет.
- Родители одобряли ваше увлечение танцами?
- Они не мешали. Я благодарен отцу, который привил мне любовь к плаванию. Когда меня за непосещение занятий выгнали из бассейна ЦСКА, он организовал мне занятия во вновь открывшемся открытом бассейне «Москва». А к моим увлечениям танцами он относился спокойно, всего два раза был на моих выступлениях. А вот маме нравилось мое увлечение. Она приходила на все мои показательные выступления и турниры, где бы они ни проходили.
«Переворот закончился неудачей, пока Попов летел из Москвы в Сиэтл»
- Танцевальная карьера в годы СССР складывалась сложно?
Я помню время, когда в СССР нельзя было играть на аккордеоне, контрабасе, предпочтение отдавалось баяну и балалайке. Нельзя было танцевать фокстрот, начались гонения на бальные танцы, бардов и менестрелей, на клубы авторской песни и рок-н-ролл. Идеологические органы и отдел агитации и пропаганды ЦК партии зорко следили, чтобы образцы буржуазной культуры не проникали в нашу жизнь.
- Вы чувствовали на себе давление?
- В то время всем, кто имел какое-то отношение к искусству, к культуре, приходилось сложно. Выезды за границу были редкостью. Перед выездом в западную страну нужно было пройти собеседование, где старые коммунисты пытали вопросами о лидерах соцстран. И попробуйте не знать, что руководителя компартии Чили зовут Луис Корвалан - ваш выезд будет аннулирован. Была ситуация, когда нас отстранили от участия во Всесоюзном конкурсе по каким-то абсурдным причинам. Это было неприятно. Много шишек со всех сторон сыпалось. Мы чувствовали, что наше движение не поддерживается, и нам всячески стараются вставить палки в колеса.
- Другой бы на вашем месте развернулся и ушел. Вы же косвенно приняли участие в конкурсе, помогали оркестру и даже раздвигали занавес, когда выходила очередная танцевальная пара…
- Потому что это было интересно. Шел 1972 год и это был уникальный конкурс. Приехали зарубежные гости, играла музыка и я не мог от этого абстрагироваться. У меня не осталось обиды, что мы не приняли участие. Неприятно, конечно, мы ведь могли стать очередными лауреатами Первого Всесоюзного конкурса. Но зато через три года мы стали победителями второго Всесоюзного конкурса!
- Пишут, что решением американского правительства вам была выдана специальная "грин-карта" как человеку с "выдающимися способностями и международным признанием". Вы уехали в Америку до путча 1991 года?
- Во время путча. Я возвращался от друзей, когда увидел танковую колонну, движущуюся в сторону центра Москвы. Пристроился за ней и ехал за танками, не понимая, что происходит. Было ощущение, что началась война. По кабельному телевидению объявили, что в 12 часов всех зовут на Красную площадь. Поехали туда и видели, как народ беседует с танкистами, мы даже помогали разворачивать баррикады. Я улетал в Штаты вечером того же дня, когда у Белого Дома происходили эти события. Летел в Сиэтл через Гавану, это был очень долгий полет. Пока летел, смотрел по телевизору происходящее в Москве: горящие танки и машины, баррикады. В аэропорту Сиэтла меня поджидали репортеры из вечерней газеты «Сиэтл пост». Они сделали большой материал, озаглавив его: «Переворот закончился неудачей, пока Попов летел из Москвы в Сиэтл».
- Жена осталась в Москве?
- Я летел преподавать. Когда прощался с Людмилой, было ощущение какой-то безнадеги и бесперспективности в России. Семью в Америку я вывез уже в декабре 91-го. Решение уехать было вызвано еще и тем, что в России стало невыносимо жить. Росла волна криминала и повсеместного голода. Было унизительно стоять по пять часов в очереди, чтобы купить бутылку вина и заплесневелую корейку. Я уехал в Америку, не обрывая концы в России. Продолжал руководить русским танцевальным союзом, организовывал турниры в 1992 и 94 годах. В 95-м готовил Первый кубок мира, в том же году вернулся в Москву. Работа и жизнь в Америке дала мне финансовую независимость. Кроме того, давали знать о себе и боли в суставах. А то лечение, которое предлагали в Москве, не вызывало оптимизма. И если бы я в 1994-м году не сделал операцию в Штатах, то мог бы остаться инвалидом…
«Признания в любви получал, кружась в венском вальсе»
- Вы всегда влюблялись и женились на своих партнершах по танцам. Это был расчет или вас внезапно охватывала любовь?
- Скорее, охватывала любовь. В свою первую партнершу, Анну Кушнареву я влюбился, однако не женился (смеется). Мне показалось, что она не ответила мне взаимностью. Может быть, я сам поторопился предложить ей расстаться. Потом она вышла замуж, наши пути разошлись, и я не видел ее с тех пор. С Людмилой мы танцевали в паре 7 лет и только потом поженились.
- Как вы познакомились?
- Людмила появилась в нашем коллективе и танцевала с другим партнером и вдруг исчезла из коллектива. После расставания с Анной у меня была душевная драма, я хотел посвятить себя только танцам, и мне была нужна хорошая партнерша. Я стал разыскивать Людмилу. Долго не мог найти, совсем потерял надежду, и тут случайно встретил ее на улице. Потом у нас сложились добрые отношения, были общие цели, задачи. Потом родилась дочь, мы уехали в США. Оттуда я уже вернулся один. Возникло другое жизненное сочетание. В этот момент произошла моя новая встреча с женщиной, которая изменила мою жизнь. Это была Ирина Остроумова. Она моложе меня на 30 лет.
- Говорят, ваша встреча носила некоторый мистический характер?
- В 1994 году я приезжал в Москву и проводил пресс-конференцию по организации и проведению в Москве Кубка мира 1995 года. Мой друг и тренер Алексей Беляев (вице-президент Российского танцевального Союза) искал партнера для Иры. Он хотел показать Иру Президенту всемирного совета танцев Карлу Броеру, чтобы тот подыскал ей партнера в Германии. Мы с Лешей и решили, что Ира не поедет туда, а останется со мной в Москве (смеется). На той пресс-конференции Ира подавала нам кофе и в какой-то момент исчезла. Оказалось, пошла в ближайшую церковь молиться. К ней подошла какая-то старушка, подарила ей иконку и сказала: «Отдай ее самому дорогому тебе человеку». Она подарила мне ее, оставив на обороте номер своего телефона. Так начался наш роман. Ира совершенно неожиданная девушка. Она призналась, что всегда мечтала познакомиться со мной и танцевала в своем родном городе Апатиты под кассету с записями чемпионатов мира, которые я судил. Я не думал, что наша встреча изменит мою жизнь, пытался помочь ей найти партнера. И я нашел его - финалиста чемпионата мира среди профессионалов Билли Спаркса. Я предложил ему Остроумову. Подсознательно надеялся, что я буду иметь возможность в Америке наблюдать за ее успехами и результатами. Но в итоге их партнерство не сложилось и Ира решила вернуться в Россию. Мы с Людмилой предложили ей задержаться ненадолго и пожить у нас. Ира присматривала за нашей дочерью Ксюшей.
- Как вы объяснили Людмиле свою влюбленность?
- Я, честно, и не думал круто менять свою жизнь. Так просто получилось. Нас с Людмилой всегда называли идеальной парой в мировом танцевальном сообществе. Но в жизни происходит всякое. Я рассказал ей все, как есть. В общем, в Россию мы с Ирой вернулись вместе. В 1997 году у нас родился сын Никита, мы оформили отношения с Ириной, но через год расстались. Со своей нынешней женой, Татьяной Печерниковой, я тоже познакомился на занятиях. Она была моей дебютанткой. Когда мы как-то кружились в венском вальсе, она призналась, что всю жизнь мечтала станцевать этот танец с Поповым. Я сказал, что это опасное заявление. С тех пор вот уже пять лет мы вместе (смеется).
- Ваши дети, Ксения и Никита, танцуют?
- Нет, они оба не любят танцы. Ксения потому, что, когда мы уехали в Штаты, ей было 2,5 года и нам приходилось оставлять ее дома одну. Чуть подросла - стали брать ее с собой. Она с ревностью смотрела, как мы танцуем с дядями и тетями, а она сиротливо сидит в сторонке и смотрит на все это. У нее выработалось стойкое неприятие танцев. Ксения проявила себя в пении - занимается классическим вокалом. Два года назад выиграла конкурс сопрано в штате Вашингтон, она живет в Америке. Никита тоже не любит танцы. Может быть потому, что в свое время его взяли на занятия в группу, где были одни девочки. Он у нас компьютерщик. Немного занимался единоборством. Но после того, как его поставили на спарринг с парнем, который на 2 года был старше его, он решил продолжить бороться виртуально (смеется). Никита с мамой Ириной живет в Москве. А я живу с Татьяной. Может, наступит время третьего ребенка и именно он будет заниматься танцами.
- И что, вы готовы на третьего ребенка?
- А что? Татьяне всего 25 лет. Надо же думать о ней.
«Танец – естественное состояние человека»
- Ваша идея телепроекта «Танцы со звездами» получила воплощение, программа пользуется огромной популярностью у зрителей. Вам, как члену жюри проекта, интуиция помогала определить финалистов шоу?
- В таких тел проектах есть мнение судей, которое корректируется мнением зрителей и выдается совокупная оценка. Но у меня изначально складывалось приблизительное ощущение того, кто может стать фаворитом программы.
- Вам было важно, знаете ли вы человека или нет, мужчина это или женщина?
- Когда перед тобой человек, которого ты уважаешь за все, что он сделал в искусстве, я старался отметить то, чего они добились в иной сфере. Не отрываясь от своего привычного графика жизни и работы, взять на себя дополнительные изнурительные функции – это не просто. И это нужно ценить.
- На проекте вас называли самым строгим судьей.
- Я не думаю, что был строгим. Наверное, обо мне судили по моему суровому взгляду (смеется). В последние сезоны в жюри было много звезд, не являвшихся специалистами в бальных танцах, но зрителям было интересно слышать их мнение. Часто оно было с оттенком юмора. Мне же приходилось оценивать технику танца как профессионалу. С другой стороны, в своих комментариях, как и в работе, если вижу недостатки, стараюсь давать положительные ноты для того, чтобы человек видел перспективу, в каком направлении двигаться и работать дальше.
- Своего рода утешительный приз?
- Нет. У меня есть правило: «Никогда не обижать людей». Унизить человека, особенно известного, для меня табу. Человек, который достиг успехов в кино, театре или публицистике, вышел на паркет – это уже геройство. Эту смелость надо понять и достойно оценить.
- А слезы имели на вас действие?
- Знаете эту шутку? Женщине дали совет: если она чувствует, что что-то не так, нужно срочно плакать, чтобы пожалели. На «Танцах» были незапланированные эмоции и слезы. Такая реакция была естественной. Не из-за низких оценок или потому, что придется покинуть проект, а потому, что это было действительно огромное напряжение.
- Есть возрастной ценз пребывания в танце?
- Возрастной ценз – это собственные ощущения каждого танцора. Если он еще что-то может на паркете и физически выглядит хорошо, значит, не время уходить. Я закончил танцевать в 41 год.Был в абсолютно блестящей физической форме. Можно танцевать для себя, но если вы понимаете, что для публики уже не получается, то лучше сойти с дистанции. Балетмейстер Игорь Моисеев весьма интересно высказался по поводу сроков пребывания в танце. Его спросили: «Можно ли танцевать до 40 лет?» - «Можно» - «А до 50?» - «Можно» - «А до 60?» – «Можно, но только смотреть на это невозможно».
- А почему вы ушли именно в 41 год?
- Было несколько факторов, заставивших меня уйти. Моя партнерша и супруга Людмила очень хотела иметь ребенка. Наверное, наступило то время, когда это нужно было осуществить. Можно было танцевать и после рождения ребенка, но у меня была сложная операция на правом бедре (мне полностью заменили суставы), достаточно распространенный вид травмы у балетных танцовщиков. Продолжать активные нагрузки с искусственным суставом очень сложно. В обычной жизни, в работе это не мешает, но для серьезных конкурсных и показательных выступлений – недопустимо.
- Сейчас вам за 60, а вы прыгаете с парашютом и даже записали альбом песен. Откуда в вас столько энергии?
- Я люблю жить и люблю жизнь. Мне хочется многое сделать. Я люблю петь и записал на свое 60-летие альбом любимых песен. Это мировые хиты и бардовские песни, которые я перепеваю. Все люди, достигая определенного жизненного этапа, ностальгируют по прошлому и пытаются поймать связующие нити. Для меня эти песни и являются тем мостом, который связывает меня с моим бурным прошлым.
- Вы признались как-то, что мечтаете, чтобы танцевал весь мир. Это же утопия?
- В какой-то степени, весь мир все равно танцует. Кто-то меньше, кто-то больше, кто-то для себя, кто-то для публики. Я не встречал в жизни людей, которые бы не танцевали. Это естественное состояние человека.
- Вы не первый раз готовите грандиозное шоу - Кубок Кремля. Что-то новое предполагается?
- Когда спрашивают: «Что будет нового на Уимблдонском турнире?», можно предположить ответ - «ничего». Кроме открытия новых имен и новых результатов. Меня привлекает художественная и эстетическая сторона этого действа. Это прежде всего светский вечер, куда приходит красивая публика, в красивой одежде, располагаются за красиво сервированными столами и наблюдают три тура выступлений лучших танцоров мира. Для меня это событие, которое я мечтал организовывать. В 1980 году я танцевал в Кремле перед бровями Леонида Брежнева. Тогда на этом паркете танцевать было нельзя, там проходили исключительно банкеты и фуршеты. Я танцевал и думал: вот было бы здорово организовать на этом паркете турнир по танцам! И когда я вернулся в Россию из США, и это стало возможным, я понял, что мечты сбываются.
Рамазан Рамазанов, журнал "ИМЕНА", 2009